Yenisei in Krasnoyarsk Vasily Ivanovich Surikov (1848-1916)
Vasily Ivanovich Surikov – Yenisei in Krasnoyarsk
瓦西里-苏里科夫的画作《克拉斯诺亚尔斯克附近的叶尼塞》的描述
如果说中俄罗斯有并且有一个母亲伏尔加河,那么西伯利亚有并且将有一个父亲叶尼塞河。它毫不逊色于饱满的流动,也毫不逊色于崎岖不平。它是一条纯粹的西伯利亚河流,但就其长度而言,明显不如伏尔加河。但是叶尼塞号是一个意志坚定的伙伴。
在春天,它可以变得如此狂野,以至于让人眼前一亮。但它永远无法干涸。它由寒冷的泰加山泉和小河补充。顺便说一下,它有它的兄弟姐妹--阿穆尔河和勒拿河,这两条河也不是安静的河流。至于叶尼塞河,它的河岸简直令人惊叹! 还有,那里有多么陡峭的山峰和泰加森林,以及有多少多样的动物生命居住在这些森林中--似乎是看不见的。
但那是在当时,在苏里科夫的时代,在革命之前。顺便说一句,很多人可能会说,为什么俄罗斯风景画家苏里科夫会被带到这么远的地方去?而且对他来说,这不是一个简单的国家--这是他的故乡。那是苏里科夫出生的地方,直到他生命的最后一刻,他还记得它,在那里旅行,在他的画布上,在这里和那里,他画了泰加,河岸,甚至叶尼塞-巴图什卡本身。
在这里的画布上,叶尼塞是充分流动和蜿蜒的。在雾霾中,我们可以看到延伸到水面的山脉。那里的地方很美! 而泰加林区在任何季节都是非常真实和美丽的。
苏里科夫在风景方面没有深入研究,他创造了一个总的背景,使人相信遥远的地方和充分流动的水的美丽。那时,有多少鱼生活在它的水里啊! 老人们说,甚至鲸鱼也曾经游进来过。但这些可能都是传说或童话故事。但谁知道呢,也许其中也有一些真理。
苏里科夫用温柔和爱画出了这幅风景画,这就是为什么它不会变得如此冷酷和阴森。这里面有很多温柔、爱和奉献的内容。所以多亏了他,我们才明白,事情并不那么暗淡。
编辑归因
下载全尺寸: 1000×681 px (0,4 Mb)
画家: Vasily Ivanovich Surikov
Кому понравилось
Пожалуйста, подождите
На эту операцию может потребоваться несколько секунд.
Информация появится в новом окне,
если открытие новых окон не запрещено в настройках вашего браузера.
你需要登录
Для работы с коллекциями – пожалуйста, войдите в аккаунт (在新窗口中打开).
评论: 2 Ответы
РОССИЯ
(поэтическая оратория)
* * *
Нам снова угрожает татарва –
Нас вряд ли устрашить осенним игом.
Немного побуревшая трава
Поверит соляным морозным иглам.
Не первый день пейзажи лицезришь –
И в памяти живут картины лета.
Но осень предпочтительнее – эта
Стеклянная, возвышенная тишь.
Как ярко драгоценности горят!
Заколот нумизмат, вино пролито.
Земля изрядно норами изрыта,
А птицы в сизом мареве летят.
За что карает шаровой огонь?
Мы пьём настой по милости рябины.
А улицы прозрачны и пустынны,
Но куст вот-вот взорвётся – только тронь.
Осенний дождь – почти что благодать,
Не стоит этой влаге прекословить.
Но вечер, посмотри, по сути тать –
Трофей составит сумма старых кровель.
Не стоит о прошедших временах…
Пожары гладиолусов в квартире!
Часы остановились. Но в часах
Нет правды о – насколь привычном? – мире.
Да, многого, конечно, не узнать,
И многого, конечно, не осмыслить.
Когда считаешь сумрачными числа,
То хочется от яви убежать.
Мы даром топчет чудную листву –
Сожгут её в кострах прозрачным утром.
Я город представляю слишком утлым,
Мне хочется рвануть…пускай, в Литву.
В Литву тебе едва ли ускакать:
Прикинься Самозванцем, или визу
Купи – ты не умеешь побеждать.
Доверься лучше старому карнизу,
Где голуби, как ноты, если взгляд
Извлечь способен музыку из строчек.
А если изменился резко почерк –
В душе, наверно, спрятан целый ад.
Однако, мы с листвою заодно,
И иго нас едва ли испугает.
А ветер татарвою налетает,
И золото ему собрать дано.
Нам стрелы не грозят, и смерти нет.
Течёт река, а улица спокойна.
Уходят в никуда года и войны,
И вечным остаётся только свет.
* * *
Вовсю торгуют бубликами…Снедь
На ярмарке вообще разнообразна.
Потешно кувыркается медведь,
А крики зазывал полны соблазна.
Жар-птица обронила что ль перо?
Остался ль твой азарт неутолённым?
Реальность раскрывается пестро.
А у реки местечко есть влюблённым.
Ржавеет баржа. Лодочка плывёт.
И плицами играет пароходик.
Уютный городок кого-то ждёт –
Недавно приобретшего заводик.
Привычная, густая теснота
Заборов и домишек деревянных.
И яркий блеск высокого креста,
И сутолока будней окаянных.
Напрасно ожидаете письма.
Церковный запах ладана и воска.
Действительность, обильная весьма,
Болото с точки зрения подростка.
В овраге поразит скопленье крыш,
Так видно – и не с птичьего полёта.
Зимою слышишь ягодную тишь.
И медленно кончается суббота.
Под вечер очень хочется пройтись
По улицам, закрученным и старым.
Собор тебе велит – остановись,
Молиться надо искренне и с жаром.
Различные картины…Бурлаки,
И Волга, и дремучие купчины,
Чьи планы чрезвычайно велики.
Встречаются и лица и личины.
Открытки неизвестных городов,
Вполне однообразных, то есть скучных.
И голос азиатчины суров,
Он из ряду весьма неблагозвучных.
В трактире музыкальный аппарат
Прощай мой милый Августин выводит.
Приказчик пьёт. Студенты говорят.
Но в целом ничего не происходит.
Усадьба. И вечерний самовар.
Чернеет лес массивною стеною.
А дядька очень стар. Но то, что стар
Не клонит вовсе к раннему покою.
Кузина и кузен. Банальный ряд
Событий. Пианино на веранде.
В вечерний воздух звуки полетят.
Игравший не нуждается в таланте.
Извозчики усердны в городах.
Горят огни в роскошном ресторане.
Увы, не обозначить в двух словах,
Как нежно пахнут рябчики в сметане.
Деталей много. Жалко общий лад
Нарушен, а другой неинтересен.
Хвост не поймать, и не пойти назад,
И больше не услышим старых песен.
По вкусу были пышки на меду.
Я сыт, и много солнечного света.
Я не могу жестокую беду
Представить в чёткой графике сюжета.
Послушай, друже, благовест – плывёт,
Колышется, меняя в чём-то воздух.
От суммы обстоятельных забот
Тебе необходим разумный роздых.
Не надобно немыслимых идей!
В умах городовых воспоминанья
О пышных пирогах – и обо всей
Реальности – с цветущею геранью.
Ещё не искорёжен тёплый быт,
Впоследствии оболганный ужасно.
Отсутствие событий или битв
Свидетельствует: всё идёт прекрасно.
Согласно древним правилам житья
Доверимся, дружище, домострою.
У чёрной пустоты небытия
Довольно притязаний на героя.
Увы, не философии плоды,
Но Азия всеместно торжествует.
И вот уже правления бразды
В руках того, кто без конца блефует.
Он вождь. Он человек? Скорей моллюск.
Абсурд просуществует без эмблемы.
Я будущего несколько боюсь –
Ведь прежними останутся проблемы.
Не страшно очутиться в пустоте?
И стая бесов радостно ярится.
Мы движемся к неведомой черте,
И снова видим сгинувшие лица.
Церковники убитые стоят,
Купцы, и меценаты, и герои.
Над кладбищем царит вороний ад.
Сквернимы чернью царские покои.
И сажа, и витает едкий смрад.
Пугает души морок азиатский.
И не восстановить бытийный лад.
О кто мы? Дай понять, дай разобраться…
* * *
Далёкий лес – как раненая птица,
Раскинувшая два больших крыла.
Течёт река, и серая водица
Такая же, как некогда была,
Когда желтели вражеские лица.
До осени ещё – приличный срок.
Мистическое таинство теченья!
Ты у воды не будешь одинок,
Тебе в подмогу – всякое растенье.
Вот перемёт поставил рыбачок.
А берег крут. И ласточкины гнёзда
Стооко озираются вокруг –
Иль аргус охраняет этот воздух?
И нежно зеленеет тихий луг.
И старенький пейзаж отраден мозгу.
Палатки и машины. Рыбаки
Готовят ужин. Сытно пахнет кашей.
А силуэты удочек близки
Душе сентиментальной – то есть нашей.
Ленивое движение руки…
Забрасывает спиннинг человек,
Мечтая о леще, а нет – стерлядке.
Закончился недавно страшный век –
Теперь, надеюсь, будет всё в порядке.
Мы прожили ещё один четверг.
Неважно в общем: пятница, среда.
Но лето обольщает, догорая.
Костёр, понятно, ближе, чем звезда –
Неведомая, дальняя, цветная.
И всё, помимо счастья, ерунда.
Накрытый наспех стол: грибы и хлеб,
Немного колбасы и много водки.
Окрестный мир коварен и нелеп,
Поэтому горят сердца и глотки.
…взор вечности – весьма возможно – слеп.
И вот потьма. И чёрная река
Спокойствием насколько обольщает?
Она к тебе течёт издалека,
И где-то завершенье обретает.
Но в жизни не хватает маяка.
Вот песня зазвучала, но она
Утихнет и в пространстве растворится.
Реальность, милый друг, обречена.
И тянет долгой ночью насладиться –
Великою наградою дана.
И дело разумеется не в клёве…
Покажется – огромный этот лес
Не крылья, а нахмуренные брови.
А белый свет в тиши ночной исчез.
Но мудрой тишине не прекословим.
* * *
Леса, и воды, и ремёсла,
Почти несокрушимый флот.
Достигли цели – сушим вёсла!
Страна – державности оплот.
Здесь бурно ереси кипели,
Меняя мало дивный край.
Крестить положено в купели.
Младенец дремлет в колыбели.
Се – Византия. Или рай.
Господь подъемлет словно чашу
Вином наполненную всклянь
Имперский край – не знаем краше.
Сомненьем душу не порань!
Соблазны угнетают души.
С чем возвращаются послы?
И каково наследье суши,
Чьи храмы ярче, чем костры?
Убранство храмов – будто осень.
Ну а искусство мастеров
Превыше самых сильных слов –
Слова напрасно в сердце носим.
Долой сомненья, человек!
Подъемлет щит, не прекословя.
Отсюда приняты условья,
Казалось – навсегда. Навек –
Определяющие лад
На сто веков дальнейшей жизни.
Не дремлет всё же ражий ад,
И смута от него в отчизне.
* * *
В ночном стекле осенняя луна
Плывёт, как неизученная рыба.
А ночь – неодолимейшая глыба,
А может – шаровая глубина.
И люстра отражается в стекле,
Домашним золотистым звездопадом.
Забытые бумаги на столе
Едва ли посчитать душевным кладом.
Державинская движется река –
Смывает и созвездия и даты,
Незрима и чрезмерно глубока –
И что ей и романы, и палаты.
Гляди, как проплывает за окном
Луна, а люстра в комнате играет
Уютным светом, золотым притом.
В окошке тополь головой кивает.
И звуки покидают старый дом.
И в тишине простор окрестный тает.
* * *
…города бессчётные – икрой,
Если с самолёта. Жизнь игрой
Мало представляю. Города
Вкруг соборов – тайная среда,
Где молитвы реют. Поезд мчит,
И пространство лентою летит.
Многоноги мчащие леса.
Родины различны голоса.
Что. Поэт, прочтёшь сегодня нам?
Что, юродивый, расскажешь небесам?
Поезд мчит. А голуби летят.
Нету никогда пути назад.
* * *
Светочи веры – скиты, пещеры.
Люди-монахи – светочи веры.
Удаль разбойна – согласно просторам, какие
Символом что ли стали России?
Вон и Емеля на печке, как прежде.
Вот и юродивый в рваной одежде.
Смычки пугают порой дуговые
Нас, обитателей древней России,
Нас, бородатых и истово пьющих,
Нищим порою не подающим,
Нас, молящихся в церкви рьяно,
Чтобы потом жить окаянно.
Нас – энергичных, купечески-мощных,
Грибы собирающих в рощах.
Связанных – не столько кровью, но верой –
Что будем жить неземной атмосферой,
Земную познав, и в мечте растворясь.
Весьма условная, впрочем, связь.
ни хрена длинющий
您无法评论 为什么?